«Поступила, как поступила. Это ее выбор»

Сегодня «поймать» прогремевшую по делу калининградских врачей неонатолога Элину Сушкевич не самое простое дело. 
После полутора лет домашнего ареста, четырех месяцев судебного процесса ее дни расписаны по минутам – это долгожданные встречи с друзьями и коллегами, плюс сказывается возможность распоряжаться собой свободно, без ограничений во времени и пространстве. Почему делом жизни стало выхаживание недоношенных деток, боялась ли она попасть в СИЗО, откуда была уверенность в оправдательном приговоре и как теперь планирует общаться с коллегами, выступавшими против нее в суде, доктор Элина Сушкевич рассказала «Стране Калининград».

«Я советский ребенок»

- Элина Сергеевна, почему вы стали неонатологом?
 – В детстве я много кем хотела быть – и космонавтом, и милиционером, и пожарным (смеется)! Долго определялась, а в 11-м классе резко приняла решение стать медиком. Моя мама часто рассказывает знакомым, мол, я захожу домой и прямо с порога говорю ей: «Что ты сидишь, пошли записываться на курсы подготовки в Смоленский мединститут». Правда, врачом я стала не сразу, сначала окончила медучилище в Минске. Выпускную практику в 2003 году я, без пяти минут фельдшер-лаборант, проходила в самом большом роддоме белорусской столицы. Как-то попросилась поприсутствовать на операции, и мне разрешили побыть на «кесаревом сечении». И вот ребеночка достали и несут, чтобы помыть, взвесить и тому подобное. Что я почувствовала, увидев его, сложно описать словами! Восторг! Окружающий мир на время просто перестал существовать! Я лишь смотрела на малыша, на это чудо – завороженно, будто под гипнозом. Тогда я точно решила, что работать буду исключительно в роддоме. Затем поступила на педиатрический университет Гродненского госуниверситета им. Янки Купалы (Белоруссия) и уже на 6-м курсе определилась со специализацией, выбрав неонатологию.

 - Ваши защитники Камиль Бабасов и Андрей Золотухин после вынесения вердикта сказали, что вы невероятная (!). Что они переживали за благополучный исход больше, чем их подзащитная, которая умудрялась еще и их поддерживать своим позитивом, уверенностью, что присяжные будут на стороне врачей. Откуда у вас это?
 – Я знала, что моей вины нет. И при любом раскладе, что бы ни решили присяжные, это будет так. К тому же я советский ребенок (смеется), воспитанный на книжках Владислава Крапивина (детский писатель, поэт. – Прим. авт.) и другой похожей литературе, основанной на четких понятиях долга, чести, благородства. У меня такой же характер! Я верила, что ну не может быть такого абсурда, чтобы невиновного осудили. Хотя, понимаю, такие случаи возможны… И потом меня люди поддерживали! Причем некоторые рисковали, знаю, что был определенный прессинг. А раз в меня так верят, как я могу раскиснуть? Нет, я не могу их так подвести! 
Я переживала даже за свой университет! Обвинительный вердикт означал бы, что там готовят врачей-убийц?!

Доктор Сушкевич: «Я верила, что не может быть такого абсурда, чтобы невиновного осудили!»

Хочется доверять

 - Вы, молодая женщина, в любой момент могли оказаться в СИЗО. Да еще по такой особо тяжкой статье, как убийство ребенка…
 – Была вероятность. В начале следователь мне говорил, мол, не понимаете, как вам повезло: такая статья, а вы не в СИЗО сидите, а дома. Вас же Белая заставила, признайтесь? Они не понимали, что меня не напугать. Я в маму, она боец, растила меня одна, несмотря на тяжелые 1990-е годы, я получила достойное воспитание и обучение. Так что характер у меня закаленный, пусть посадят, но оговаривать невиновного точно не стану!

- Какое-то переосмысление поведения на работе в связи с судебным процессом произошло?
– К сожалению, да. Придется усилить собственный контроль за происходящим, возможно, фотографировать документы, сохранять переписки, хотя и это, полагаю, может не помочь. Конечно, все это неприятно и совсем не хочется опускаться до уровня тех, кто тайно снимал видео, прятал документы… Хочется доверять коллегам.

- Когда умер недоношенный Ахмедов, вы могли написать какую-то докладную, что ему оказали в роддоме № 4 не самую качественную помощь? Это теоретически могло бы уберечь вас от суда.
– На моей памяти никто никогда такого не писал. А главврачу Регионального перинатального центра я написала объяснительную – какую помощь оказывала ребенку, ведь всегда в случае смерти проводится проверка, рассматриваются все возможные дефекты помощи. Но в этот раз события разворачивались стремительно: 6 ноября 2018 года ребенок умер, а 7 ноября в роддоме работал Следственный комитет. Могу сказать лишь, что медики роддома виноваты в том, что не сообщили нам о таких родах своевременно. 

- Может, надо было женщину сразу везти в Региональный перинатальный центр?
– Есть приказ, что необследованные роженицы поступают в роддом № 4. При этом сразу нас ставят в известность, что будут такие ранние роды, вызывают бригаду. Если это происходит своевременно, то вся возможная помощь недоношенному ребенку оказывается. Почему в это раз вышло иначе, непонятно.

Помнить  об «угольках» 

 - В одном из заседаний, 8 октября этого года, спросив разрешения судьи, вы попытались объяснить присяжным жутковатую, в контексте происходящего, фразу: «Еще 700 граммов уголька мне прибавилось». Ее, по словам завотделением новорожденных роддома № 4 Татьяны Косаревой, вы сказали сразу после смертельной инъекции. Сначала вы уточнили, что про «угольки» обмолвились с ней во время личной беседы и совсем в другом месте. А смысл фразы в том, чтобы помнить о тех детях, которых спасти не удалось. Для этого вы представляете весы. На одной чаше белые цветы - это дети, которым смогли помочь... И тут судья резко прервал вас, пояснив, что это «не имеет никакого отношения к обстоятельствам дела». Элина Сергеевна, закончите, пожалуйста, свою мысль.
– Белых цветов в чаше так много, что они даже высыпаются из нее, – это детки, которые выздоровели. На второй – угольки, это те, чьи «огоньки» потухли. И хоть их немного, эта чаша всегда тяжелее. Тут неважно, скольким мы помогли. Одного ушедшего ребенка не заменит даже тысяча спасенных. Поэтому сравнивать цветы и угольки нельзя, но помнить о последних обязательно надо. 

- Как теперь будете общаться с коллегами из роддома № 4, свидетельствовавшими против вас в суде?
– Раньше я подрабатывала дежурством в роддоме № 4. Больше делать этого не буду, уволюсь. Конечно, в составе реанимационной бригады на вызов сюда приезжать все равно придется. 
И на коллег не обижаюсь. В суде они свою позицию высказывали довольно спокойно, без резкого негатива, им с этим жить. Не считая, конечно, Татьяны Николаевны (Косарева, главный свидетель обвинения, заявившая о введении магния недоношенному ребенку. – Прим. авт.). Думаю, в первые встречи нам будет некомфортно, но со временем все войдет в колею. Мне совсем не хочется  предполагать, домысливать, что она на самом деле думает. Зачем? Поступила, как поступила. Это ее выбор. 

- Полтора года домашнего ареста - долгий срок. Чем занимались?
 – Успела подтвердить сертификат по специальности (это необходимо делать раз в 5 лет. – Прим. авт.). Это случилось в момент, когда эту процедуру можно было сделать онлайн и мне как раз на время разрешили пользоваться интернетом. Также я готовила, читала, вышивала. Вязала осьминожков (игрушки для развития тактильности у недоношенных детей. – Прим. авт.), носочки и шапочки, передавала в отделение. Этого добра всегда не хватает. Помню, когда волонтеры-новички вязали шапочки для наших пациентов,  они переживали, что те слишком уж малы. На что мы смеемся, мол, была бы шапка, а голова у нас всегда найдется. За год через реанимационное отделение РПЦ проходит около 350 детей.

Трогает до мурашек

- Сколько весили ваши самые маленькие пациенты, которых удалось выходить?
– У нас были двойняшки 640 и 650 граммов. Самое трогательное, до мурашек, когда переводим такого ребенка из реанимации в отделение патологии. Они у нас несколько месяцев лежат, за это время становятся родными. Причем к двум-трем годам эти дети почти ничем не отличаются от остальных, при условии, что родители колоссально в них вкладываются. Всегда настра-иваю мам и пап: «Сколько вложите в малыша до года, такой результат и получите». Дело в том, что в этот период у ребенка все очень быстро развивается, и от того, как оперативно на это реагировать и проводить реабилитацию, зависит успех.

- Элина Сергеевна, личный момент: вам бы пошло быть мамой, любимой женщиной, возможно, из-за такой погруженности в работу этого пока не случилось раньше, а тут еще и суд отобрал полтора года жизни...
– Конечно, если это случится, то буду рада созданию семьи и рождению детей. Я и правда провожу большую часть времени на работе. Но, как сказал Конфуций: «Выбери себе дело по душе, и тебе не придется работать ни одного дня в своей жизни». Это про меня, у меня никогда нет такого, что я не хочу идти на работу. Сил может и не быть, а вот желание есть всегда.


Хронику всех судебных заседаний читайте на нашем сайте в рубрике «Дело врачей».