После полутора лет домашнего ареста, четырех месяцев судебного процесса ее дни расписаны по минутам – это долгожданные встречи с друзьями и коллегами, плюс сказывается возможность распоряжаться собой свободно, без ограничений во времени и пространстве. Почему делом жизни стало выхаживание недоношенных деток, боялась ли она попасть в СИЗО, откуда была уверенность в оправдательном приговоре и как теперь планирует общаться с коллегами, выступавшими против нее в суде, доктор Элина Сушкевич рассказала «Стране Калининград».
«Я советский ребенок»
- Элина Сергеевна, почему вы стали неонатологом?– В детстве я много кем хотела быть – и космонавтом, и милиционером, и пожарным (смеется)! Долго определялась, а в 11-м классе резко приняла решение стать медиком. Моя мама часто рассказывает знакомым, мол, я захожу домой и прямо с порога говорю ей: «Что ты сидишь, пошли записываться на курсы подготовки в Смоленский мединститут». Правда, врачом я стала не сразу, сначала окончила медучилище в Минске. Выпускную практику в 2003 году я, без пяти минут фельдшер-лаборант, проходила в самом большом роддоме белорусской столицы. Как-то попросилась поприсутствовать на операции, и мне разрешили побыть на «кесаревом сечении». И вот ребеночка достали и несут, чтобы помыть, взвесить и тому подобное. Что я почувствовала, увидев его, сложно описать словами! Восторг! Окружающий мир на время просто перестал существовать! Я лишь смотрела на малыша, на это чудо – завороженно, будто под гипнозом. Тогда я точно решила, что работать буду исключительно в роддоме. Затем поступила на педиатрический университет Гродненского госуниверситета им. Янки Купалы (Белоруссия) и уже на 6-м курсе определилась со специализацией, выбрав неонатологию.
- Ваши защитники Камиль Бабасов и Андрей Золотухин после вынесения вердикта сказали, что вы невероятная (!). Что они переживали за благополучный исход больше, чем их подзащитная, которая умудрялась еще и их поддерживать своим позитивом, уверенностью, что присяжные будут на стороне врачей. Откуда у вас это?
– Я знала, что моей вины нет. И при любом раскладе, что бы ни решили присяжные, это будет так. К тому же я советский ребенок (смеется), воспитанный на книжках Владислава Крапивина (детский писатель, поэт. – Прим. авт.) и другой похожей литературе, основанной на четких понятиях долга, чести, благородства. У меня такой же характер! Я верила, что ну не может быть такого абсурда, чтобы невиновного осудили. Хотя, понимаю, такие случаи возможны… И потом меня люди поддерживали! Причем некоторые рисковали, знаю, что был определенный прессинг. А раз в меня так верят, как я могу раскиснуть? Нет, я не могу их так подвести!
Я переживала даже за свой университет! Обвинительный вердикт означал бы, что там готовят врачей-убийц?!
Доктор Сушкевич: «Я верила, что не может быть такого абсурда, чтобы невиновного осудили!»
Хочется доверять
- Вы, молодая женщина, в любой момент могли оказаться в СИЗО. Да еще по такой особо тяжкой статье, как убийство ребенка…– Была вероятность. В начале следователь мне говорил, мол, не понимаете, как вам повезло: такая статья, а вы не в СИЗО сидите, а дома. Вас же Белая заставила, признайтесь? Они не понимали, что меня не напугать. Я в маму, она боец, растила меня одна, несмотря на тяжелые 1990-е годы, я получила достойное воспитание и обучение. Так что характер у меня закаленный, пусть посадят, но оговаривать невиновного точно не стану!
- Какое-то переосмысление поведения на работе в связи с судебным процессом произошло?
– К сожалению, да. Придется усилить собственный контроль за происходящим, возможно, фотографировать документы, сохранять переписки, хотя и это, полагаю, может не помочь. Конечно, все это неприятно и совсем не хочется опускаться до уровня тех, кто тайно снимал видео, прятал документы… Хочется доверять коллегам.
- Когда умер недоношенный Ахмедов, вы могли написать какую-то докладную, что ему оказали в роддоме № 4 не самую качественную помощь? Это теоретически могло бы уберечь вас от суда.
– На моей памяти никто никогда такого не писал. А главврачу Регионального перинатального центра я написала объяснительную – какую помощь оказывала ребенку, ведь всегда в случае смерти проводится проверка, рассматриваются все возможные дефекты помощи. Но в этот раз события разворачивались стремительно: 6 ноября 2018 года ребенок умер, а 7 ноября в роддоме работал Следственный комитет. Могу сказать лишь, что медики роддома виноваты в том, что не сообщили нам о таких родах своевременно.
- Может, надо было женщину сразу везти в Региональный перинатальный центр?
– Есть приказ, что необследованные роженицы поступают в роддом № 4. При этом сразу нас ставят в известность, что будут такие ранние роды, вызывают бригаду. Если это происходит своевременно, то вся возможная помощь недоношенному ребенку оказывается. Почему в это раз вышло иначе, непонятно.
Помнить об «угольках»
- В одном из заседаний, 8 октября этого года, спросив разрешения судьи, вы попытались объяснить присяжным жутковатую, в контексте происходящего, фразу: «Еще 700 граммов уголька мне прибавилось». Ее, по словам завотделением новорожденных роддома № 4 Татьяны Косаревой, вы сказали сразу после смертельной инъекции. Сначала вы уточнили, что про «угольки» обмолвились с ней во время личной беседы и совсем в другом месте. А смысл фразы в том, чтобы помнить о тех детях, которых спасти не удалось. Для этого вы представляете весы. На одной чаше белые цветы - это дети, которым смогли помочь... И тут судья резко прервал вас, пояснив, что это «не имеет никакого отношения к обстоятельствам дела». Элина Сергеевна, закончите, пожалуйста, свою мысль.– Белых цветов в чаше так много, что они даже высыпаются из нее, – это детки, которые выздоровели. На второй – угольки, это те, чьи «огоньки» потухли. И хоть их немного, эта чаша всегда тяжелее. Тут неважно, скольким мы помогли. Одного ушедшего ребенка не заменит даже тысяча спасенных. Поэтому сравнивать цветы и угольки нельзя, но помнить о последних обязательно надо.
- Как теперь будете общаться с коллегами из роддома № 4, свидетельствовавшими против вас в суде?
– Раньше я подрабатывала дежурством в роддоме № 4. Больше делать этого не буду, уволюсь. Конечно, в составе реанимационной бригады на вызов сюда приезжать все равно придется.
И на коллег не обижаюсь. В суде они свою позицию высказывали довольно спокойно, без резкого негатива, им с этим жить. Не считая, конечно, Татьяны Николаевны (Косарева, главный свидетель обвинения, заявившая о введении магния недоношенному ребенку. – Прим. авт.). Думаю, в первые встречи нам будет некомфортно, но со временем все войдет в колею. Мне совсем не хочется предполагать, домысливать, что она на самом деле думает. Зачем? Поступила, как поступила. Это ее выбор.
- Полтора года домашнего ареста - долгий срок. Чем занимались?
– Успела подтвердить сертификат по специальности (это необходимо делать раз в 5 лет. – Прим. авт.). Это случилось в момент, когда эту процедуру можно было сделать онлайн и мне как раз на время разрешили пользоваться интернетом. Также я готовила, читала, вышивала. Вязала осьминожков (игрушки для развития тактильности у недоношенных детей. – Прим. авт.), носочки и шапочки, передавала в отделение. Этого добра всегда не хватает. Помню, когда волонтеры-новички вязали шапочки для наших пациентов, они переживали, что те слишком уж малы. На что мы смеемся, мол, была бы шапка, а голова у нас всегда найдется. За год через реанимационное отделение РПЦ проходит около 350 детей.
Трогает до мурашек
- Сколько весили ваши самые маленькие пациенты, которых удалось выходить?– У нас были двойняшки 640 и 650 граммов. Самое трогательное, до мурашек, когда переводим такого ребенка из реанимации в отделение патологии. Они у нас несколько месяцев лежат, за это время становятся родными. Причем к двум-трем годам эти дети почти ничем не отличаются от остальных, при условии, что родители колоссально в них вкладываются. Всегда настра-иваю мам и пап: «Сколько вложите в малыша до года, такой результат и получите». Дело в том, что в этот период у ребенка все очень быстро развивается, и от того, как оперативно на это реагировать и проводить реабилитацию, зависит успех.
- Элина Сергеевна, личный момент: вам бы пошло быть мамой, любимой женщиной, возможно, из-за такой погруженности в работу этого пока не случилось раньше, а тут еще и суд отобрал полтора года жизни...
– Конечно, если это случится, то буду рада созданию семьи и рождению детей. Я и правда провожу большую часть времени на работе. Но, как сказал Конфуций: «Выбери себе дело по душе, и тебе не придется работать ни одного дня в своей жизни». Это про меня, у меня никогда нет такого, что я не хочу идти на работу. Сил может и не быть, а вот желание есть всегда.
Хронику всех судебных заседаний читайте на нашем сайте в рубрике «Дело врачей».
цитата,, :
:У меня не бывает такого, что я не хочу идти на работу. Сил может не быть, а желание есть всегда
поделиться
