Приют для историй
– Юрий, альбом – это некое подведение итогов?
– Безусловно. Давно занимаюсь фотографией, но альбомы никогда не делал – не мог собрать в кучку мысли. В разные периоды работал в разных стилях – постановочные работы, документальные, художественные. Начал с того, что стал сканировать и систематизировать архив. На выходе получился материал, в котором все взаимо-связано. При этом я не хотел, чтобы получилась монография. Стояла сверхзадача: сделать своего рода литературное произведение, поскольку за каждой фотографией стоит история.
– А ковчег – приют для этих историй?
– Это приют или, если угодно, емкость, в которую можно поместить идеи и пустить в путешествие по пространству жизни.
– Вы родились в Одессе. А какими судьбами оказались в Калининграде?
– Папа прошел фронт, после войны поступил в Одессе в высшее мореходное училище, так что вся его дальнейшая жизнь была связана с морем. Там же, в Одессе, отец познакомился с мамой. А когда мне было два года, в 1960-м, в Калининграде была образована база Антарктической китобойной флотилии «Юрий Долгорукий». И папа был к ней приписан. Так наша семья перебралась в Калининград.
– Что может побудить человека сделать фотокамеру продолжением своего глаза, своей руки?
– Началось все с того, что папа купил фотоаппарат. Тогда он продолжением руки и стал.
К 1985 году фотографирование уже было страстью всей жизни. Демобилизовался и поступил работать в объединение фоторабот. Фотографом не взяли, поскольку не было образования. Пошел работать электриком.
А тут – выставка. Решил рискнуть, принес свои фотографии. В итоге получил два первых, три вторых и два третьих места. При том, что никто из членов жюри никогда ничего обо мне не слышал. Этот момент признания профессионалами сыграл для меня решающую роль.
– Вы фотомастерству обучались профессионально или все навыки пришли на практике?
– Профессионально я обучался иному: окончил механико-технологический факультет КТИ (нынешний КГТУ). Но очень быстро понял – не мое!
А осознав, с чувством счастья погрузился в фотодело. Но полученные технические навыки очень помогли в освоении мастерства фотографа.
– Хлебное это мастерство?
– Если вы имеете в виду художественную фотографию, разумеется нет. Держусь на плаву лишь благодаря рекламным съемкам – который год сотрудничаю с мебельными фирмами.
– В последние лет десять получило распространение определение «фотохудожник». Считаете себя фотохудожником?
– Я считаю себя фотографом. На мой взгляд, понятием фотохудожник часто манипулируют, чтобы повысить свой статус.
– Вы, я знаю, не пользуетесь цифровой техникой. Отчего так?
– Я не рассматриваю цифровой фотоаппарат как инструмент для творчества. Я из другого века. Человек состоит из плоти и крови, он реален. А цифровая технология – это условность.
– Как искусственные цветы – эффектные, но неживые?
– Именно так. Раньше фотограф был автором. Он отвечал за то, что показывал. А сейчас есть посредник. Печатает ведь кто-то другой. И это разделение труда часто сводит на нет авторскую идею.
Чемодан как символ депортации
– Одной из впечатливших меня ваших идей был чемодан (речь идет о проекте Павлова «Депортация». – Прим. авт.). С вашей подачи он стал практически символом испытаний города в годы войны. Как рождаются такие идеи?
– Как правило, неожиданно. В этом чемодане папа, когда мне было шесть лет от роду, привез мне из рейса игрушки. И уже тогда чемодан стал для меня воплощением сбывшейся маленькой детской мечты. А потом я увидел этот чемодан 30 лет спустя в гараже. Он изменил облик и стал другим существом. Я сфотографировал его. Потом порвал негатив и… увидел символ депортации. Вот так и рождаются идеи! И, согласитесь: в чемодане есть тайна. Как в черном ящике, как в теле старых часов, как в фотоаппарате. А еще он вызывает ощущение, что ты находишься совершенно в ином временном измерении. Это свойственно нашему региону. Особенно остро это ощущается в Железнодорожном. Уникальное место со своим лицом.
– А что насчет лица Калининграда?
– Оно не радует. Важно, чтобы в городе был имеющий реальное влияние архитектор, который способен противостоять тому безобразию, которое творят застройщики. А именно они сегодня определяют лицо города – люди, которые владеют тем или иным участком земли. Как средневековые города строились? Магистрат решал – выше трех этажей не возводить! И это было непререкаемо. Сколько прошло воркшопов, сколько приезжало архитекторов, сколько денег было спущено... А результат – нулевой. А вообще, Калининград неизменно вызывает у меня мысль об ужасе разрушения.
– Часто приходится слышать, что в катастрофах проявляется человеческая сущность. Довелось увидеть такие проявления?
(В 1988 году появился цикл фотографий Павлова, сделанных в Ленинакане и Спитаке, разрушенных землетрясением. – Прим. авт.)
– Довелось, и неоднократно. Люди в этой стрессовой ситуации потрясающе себя проявляли. Я видел среди адских разрушений людей с книгами. Я видел аккуратно одетых и тщательно причесанных женщин. Я убежден, что это проявление древней культуры армянского народа.
– Эти люди веками живут на земле их предков. В отличие от калининградцев…
– Да, это совсем особая генерация людей – калининградцы. Я сфотографировал более 270 человек, но показываю не более 45 портретов – это собирательный образ современного жителя области. Страшно интересно исследовать через фотографию, как влияют восточные и западные энергетики на формирование некоего калининградского типа. Например, музыкант Олег Тарасов: родился в Архангельской области, жил в Литве — был восточным человеком, сейчас западный. Людей притягивает наш регион, они хотят что-то делать здесь, им у нас интересно.
Шоковая терапия
– На ваших фотопортретах все удивительно раскрепощены. Как вы добиваетесь такого эффекта?
– Я работаю быстро, пока человек не успел опомниться и не начал думать о том, как он выглядит.
– В своей серии «Облитые» вы добились органики в кадре при помощи шоковой терапии.
– Да. И это чисто мужская история, женщин обливать нельзя. (Смеется.) Если облить «объект», получишь мгновенную эмоцию! А до чего любопытно наблюдать, как в спонтанной ситуации проявляется человеческая сущность. Вот Виталий Кищенко: у него экранный и сценический имидж весьма сумрачный, а на фото – бесшабашный. А Женя Марчелли спросил: «Вода будет теплой?» «Теплой», – вероломно заверил я его и облил ледяной. Налицо (во всех смыслах) – первый испуг. Зато у Коли Власенко ни одна мышца на лице не дрогнула.
– По какому принципу выбираете своих героев?
– Меня интересуют люди, которые трудятся, чем-то увлечены, у которых есть своя личная история, личная страсть жизни.
– Дети позаимствовали вашу способность видеть?
– В определенном смысле. Дочка сейчас живет в Питере и профессионально занимается флористикой. Без зоркого глаза в этом деле никак!
Справка «СК»
Юрий Павлов родился в 1958 году. Член Союза фотохудожников России с 1990 года. Член правления Калининградского союза фотохудожников. Доцент кафедры дизайна БФУ им. И. Канта. Лауреат международных выставок в Сургуте (2003), Санкт-Петербурге (2005),
Германии (2004) и региональных премий «Признание» (2011)
и «Вдохновение» (2014).
Юрий Павлов: «Калининградцы – это особая генерация людей»
поделиться
