***
Мои стихи потомков будут тешить.
Когда-то ими восхищался ты,
Мой спутник. Грешно,
Что коротал со мною дни.
Когда я стану старой и ненужной,
Слова мои в безвестности умрут.
В жару, в прохладу или стужу –
Везде отыщешь мне приют.
Пусть это будет ветхая лачуга,
Заброшенное недругом жильё.
Но преданность, привязанность друг к другу
Вдохнёт порядок в наше бытиё.
****
Я зашла. Он лежал неподвижно
Средь подушек в болезни плену.
И привиделось: нет его ближе
На Земле. За него и умру.
Я всё знала: он сильный. Он может
Мне простить во спасение ложь.
В изголовье шептала: «О Боже!
Ты раба Своего не возьмёшь!»
И казалось, что я заклинаю
Ту старуху, что жаждет давно
Его духа у края кровати… Светает…
Тишина… В чёрной тряпке трюмо…
Мои стихи потомков будут тешить.
Когда-то ими восхищался ты,
Мой спутник. Грешно,
Что коротал со мною дни.
Когда я стану старой и ненужной,
Слова мои в безвестности умрут.
В жару, в прохладу или стужу –
Везде отыщешь мне приют.
Пусть это будет ветхая лачуга,
Заброшенное недругом жильё.
Но преданность, привязанность друг к другу
Вдохнёт порядок в наше бытиё.
****
Я зашла. Он лежал неподвижно
Средь подушек в болезни плену.
И привиделось: нет его ближе
На Земле. За него и умру.
Я всё знала: он сильный. Он может
Мне простить во спасение ложь.
В изголовье шептала: «О Боже!
Ты раба Своего не возьмёшь!»
И казалось, что я заклинаю
Ту старуху, что жаждет давно
Его духа у края кровати… Светает…
Тишина… В чёрной тряпке трюмо…
