На сцене областной филармонии в рамках фестиваля «Бахослужение» выступила легенда органного исполнительского искусства Евгения Лисицина.
Впечатления выстроены на контрасте. На сцене появляется хрупкая миниатюрная дама, а потом звучат космические аккорды Баха. В диалоге Евгения Лисицина не пафосна и иронична. Может, поэтому наш разговор об органе был, простите за тавтологию, абсолютно органичен.
Прелюдия славы
— Евгения Владимировна, как случилось, что, воспитываясь в не музыкальной семье, вы покорили лучшие органные залы России и Европы?
— Как дошла я до жизни такой? А с самого раннего детства. Мы жили бедно, что не помешало папе купить приёмник, так что в доме с утра до вечера звучала музыка, которую я слушала как зачарованная. Папа обожал музыку, и вскоре в доме появилось фортепиано. Когда мне семь лет исполнилось, папа отправил в музыкальную школу, и я училась под его неусыпным контролем.
А когда мне было десять, случилось то, что предопределило судьбу. Я увидела фильм «Прелюдия славы». Там есть эпизод, когда мальчик заходит в церковь, в которой играет орган. Меня это потрясло до глубины души. Я окончила десять классов, и снова произошло то, что я расцениваю как некое знамение судьбы. Папа поехал в командировку в Ленинград. Посетил там консерваторию и привёз список факультетов для поступления. И я читаю: фортепианный факультет — орган. Тут словно молния сверкнула! Я поехала и поступила.
— Непростой для обучения факультет. Не развеялась романтическая дымка?
— Как раз наоборот. Случилось так, что учиться я начала в Ленинградской консерватории, а продолжила в Рижской. Это были счастливейшие годы. Счастье для меня заключалось в том, что я занималась по 7-8 часов в день. Мой любимый профессор Николай Карлович Ванадзинь приходил утром в класс, а я уже там, приходил днём — я тоже там. И вечером та же картина. «Вы что, тут ночуете?» — воскликнул однажды Николай Карлович. И добавил, что таких старательных учеников у него ещё не было.
Отношение этого учителя с большой буквы меня окрыляло. Он относился ко мне, как родной отец. Волновался о моём здоровье, заботился обо всём. Не проходит и дня, чтобы я не вспоминала его прибаутки: «Кто нервничает, тот теряет», «Человек — это звучит горько». Благодаря ему и своей страсти к учёбе я умудрилась окончить консерваторию за три года вместо пяти положенных и при этом получала стипендию Чайковского в размере 60 рублей. Что по тем временам было очень нехудо!
Бах — это не ручей, это море!
— Первый раз вы выступили в Домском соборе в Риге, ещё будучи студенткой-второкурсницей. Эмоции, наверное, захлёстывали?
— Домский собор сразу потряс и влюбил в себя. Конечно же, ноги подгибались, но магия органа такова, что, начиная играть, забываешь о нервной тряске и растворяешься в музыке.
— На мой субъективный взгляд, орган, появившись, опередил своё время. По-моему, он как никакой другой инструмент отражает драматизм нашего времени.
— А вы знаете, что орган появился в Римской империи в третьем веке до нашей эры? Это был не воздушный орган, а водяной и, соответственно, назывался гидравлос. Его остатки нашли при раскопках в Помпее. В период Возрождения начался его рассвет. И он каждый раз отражал драматизм той или иной эпохи. А в том, что это самый драматичный из инструментов, с вами согласна.
— Вы проделали колоссальный труд, исполнив все органные сочинения Баха. Что вас сподвигло на это?
— Мной руководила страсть. Я преклоняюсь перед Бахом, считаю, что равных ему нет. Бетховен сказал о нём: «Какой он ручей? (Бах переводится с немецкого как «ручей». - Прим. авт.) Он - море!». А ведь у него даже не было музыкального образования. Это - от Бога.
Надо жить с улыбочкой
— Мне кажется, орган - такой мощный инструмент, что больше ассоциируется с мужским исполнением.
— Я вас удивлю: органисток больше, чем органистов. Мы вообще на полном ходу идём к матриархату. Обратите внимание, в скольких сферах доминируют тётки (смеётся).
— Это физически тяжёлый инструмент?
— Домский орган именно такой. Когда играешь в полную силу, а по-другому я не играю, то бывает ощущение, что оседлала быка или лошадь! И вообще, без нагрузок и боли дело не обходится. Помню, однажды упала по прилёту в Новосибирск. Нога опухла, став как бревно. Я испугалась, вызвала дежурную, а та — «скорую». А у меня уже завтра концерт! Повезли на рентген. К счастью, перелома не было. Предложили дать справку, что я больна. Но я ответила, что приехала играть, а не получать справку. Обкололи всю ногу. Выходя на сцену, старалась не хромать. В программе были все токкаты Баха. И представьте себе: о болячке вспомнила, только отыграв концерт. Та самая волшебная сила искусства…
— А как играется на нашем филармоническом инструменте?
— Чудесный инструмент — не такой тяжёлый, как в Домском соборе. Я вообще очень люблю и ваш концертный зал, и ваш город.
— Органист работает спиной к залу. Другие исполнители видят лица, глаза, ощущают живую энергетику зала. А как с этим у органистов?
— Энергетику органист ощущает ровно так же, как и прочие музыканты. И она всегда ощущается по-разному. Объяснить это рационально невозможно.
— Сыновья унаследовали вашу страсть к музыке?
— Да, старший сын с музыкой связан непосредственно: он служит в церкви, поёт, дирижирует. А у младшего безукоризненный музыкальный вкус. Он большой любитель Макса Регера.
— Подозреваю, что ваше замечательное чувство юмора во многом держит вас на плаву.
— Это у меня папино. Он любил повторять: «Надо жить с улыбочкой».
Справка «СК»
Евгения Лисицина родилась в 1942 г. в подмосковном городе Ступино. С 1949 г. жила с семьёй на Урале, окончила музыкальную школу в Свердловске. Училась в Ленинградской консерватории, затем в Латвийской государственной консерватории. В 1968 г. получила премию на Межреспубликанском конкурсе органистов им. Чюрлёниса. С 2019 г. проживает в Москве. В Советском Союзе была одной из самых записываемых органисток — на её счету около 20 пластинок. В новейшее время выпустила 6 компакт-дисков, один из которых записан на электронном органе. Самостоятельно воспитывала двоих сыновей и внука. Старший сын — регент и певчий в мужских хорах РПЦ. Младший — юрист.
