Мечта художника
– Михаил Семенович, вы обладаете уникальным даром убеждения, практически – обращения в свою веру. Как рано он проявился?
– В четыре года. Я тогда уже читал. Причем у меня была идеальная память – один раз читал текст и тут же запоминал. В детском саду воспитательницы уходили по магазинам, а я сидел на стульчике, вслух читал на память сказки Маршака, Пушкина, Чуковского. Дети сидели, не шелохнувшись, и слушали. А когда я стал музыкантом, мне не хотелось просто играть на инструменте для услаждения почтеннейшей публики. Я понял: чтобы искусство было судьбоносным, надо настроить людей, как музыкальные инструменты. Еще я понял, что мое слово, мое поведение на сцене обладает чем-то большим, чем просто влияние учителя. Что есть какие-то вещи, которые я даже сам не могу объяснить. Не сочтите это за нескромность.
– Вы по своему складу человек русской культуры, однако перебрались на ПМЖ в Швецию…
– Знаете, перебраться – не актуальное сегодня понятие. Мне просто удобно жить так, как я живу. Я гражданин мира, музыкант, вся моя жизнь проходит в поездках, и со шведским паспортом мне не надо унижаться, заполнять анкеты. При таком раскладе я не завишу от благосклонности властей и приезжаю в любую другую страну мира без виз в качестве независимого артиста. Это ведь мечта любого художника – быть свободным.
Учеба как радостная игра
– А случается на родине сталкиваться с проявлениями несвободы?
– Лет пятнадцать назад я проводил экскурсию для своих шведских учеников. Мы стояли в Кремле около Царь-Колокола. Вдруг выбежала милиция и начала нас толкать. Потому что ехал Чубайс в черном бронированном лимузине. Шведы, даже дети, – свободолюбивая нация, к ним никогда никто не имел права прикоснуться. Они были настолько потрясены, что у них пропал дар речи. Не могу выразить, как меня печалят эти проявления глубинной несвободы…
– Чем это обосновано – менталитетом, историей, системой образования?
– Всем, что вы перечислили. Отдельная беда – современная школа. Она формирует у ребенка клиповое мышление, поскольку он получает не связанные между собой разрозненные знания по разным предметам, и не дает тягу к знаниям. Школьные оценки – это абсолютно порочно. Представьте, что у вас сидит класс – Пушкин, Гоголь, Достоевский и – Захар Прилепин. Если учитель поставил Гоголю пятерку, то что он поставит Прилепину? Дети по природе должны быть ярко выраженными личностями, а у нас готовят конвейерную массу.
– Ну так конвейерной массой управлять-то легче…
– Несомненно, эта масса податлива к любым манипуляциям.
– Основанная вами в Тюмени школа «Семь ключей» – альтернатива конвейерной системе?
– О, это мое обожаемое детище! Учеба здесь – это веселая и радостная игра.
В нашей школе преподаватели отдают себе отчет, что изучать историю Англии отдельно от Шекспира и Мильтона, а Норвегии отдельно от Ибсена и Грига –бессмысленно. Ибо подлинная история Англии – Шекспир, а подлинная история Италии – эпоха Возрождения. У нас в школе на уроке физики говорят о фугах Баха, геометрию изучают с помощью картин Кандинского, опоздания оправдывают фантастическими историями и очень много смеются, радуются, веселятся. Такая вот она – «Семь ключей». Боюсь лишь одного: не успею создать большое количество таких школ…
Прививка классикой
– На ваш взгляд, любовь к классической музыке действительно можно привить даже эмоционально глухим?
– Есть лишь незначительный процент людей, для которых музыка – это больший или меньший шум. Но при этом я получаю тысячи писем примерно такого содержания: «Если бы мне раньше кто-то сказал, что я как сумасшедший буду слушать Баха, Моцарта после ваших передач и фильмов…», «15-летняя дочь подсадила семью на вас…» и так далее.
– Между тем существует мнение, что обучение классической музыке невозможно без насилия.
– Обучение без насилия только и возможно! Насилие как исключение возможно лишь в тех случаях, когда родители видят, что ребенок – будущий светоч, но при этом с ленцой. В этом казусном случае приходится говорить резко и жестко.
– Именно так было в случае с вашим сыном, сегодня успешным скрипачом?
– Жена жаловалась мне – Боря клеит модели самолетиков, вместо того чтобы заниматься. И вот как-то я при сыне звоню другу, он директор музыкальной школы при Минской консерватории, и говорю: «Слушай, мне кажется, что Боря занимает чье-то место. У вас такие конкурсы, столько желающих, так что пусть себе клеит самолетики!» Боря хватает скрипку и начинает громко играть. «Так вот же – играет», – говорит мой друг. «Тогда повременим», – отвечаю я. На какое-то время этой встряски хватило. (Смеется.)
– Ваши диски для будущих мам закладывают потребность к классике еще до появления человека на свет – можно так трактовать?
– Родители говорили, что когда в младенчестве я начинал уж очень плакать, у папы было два способа меня успокоить: играть на мандолине или на скрипке. И я переставал плакать: как только начинала играть музыка, переставало существовать все остальное. Этот принцип я использовал в своих дисках «Для мамы, которая ждет ребенка, и для ребенка, которого ждет Мир». И мне рассказывают, что музыка, которую мама слушала в течение беременности, – это практически стопроцентное анестезирующее, успокаивающее и обезболивающее. Представляете, какие чувства я испытываю, понимая, что это нужно было делать давно и что это правда!
Нечто незримое от Гофмана и Канта
– Неоднократно слышала ваши нелицеприятные высказывания о попсе. Что вы относите к этой категории?
– Прежде всего российскую попсу. Почти вся она – это раковая опухоль, показатель того, что на уровне страны подавлен механизм сопротивления пошлости. Но есть и противоположные примеры. Вот после меня к вам приезжает Светлана Сурганова. Ее песни – это удивительный сплав актерского рока и бардовской песни. Никаких протестов не вызывает у меня ее творчество!
– А какие эмоции вызвал у вас Калининград?
– Знаете, здесь незримо витает что-то в воздухе – нечто от Гофмана и Канта. Островки старины, брусчатка, черепица, дюны Куршской косы – все это не может не запасть в душу…
Справка «СК»
Михаил Казиник родился в 1951 г. в Ленинграде. В 1953 г. семья переехала в Витебск. С шести лет играет на скрипке и фортепиано. В 1970 г. поступил в Белорусскую государственную консерваторию. 1975–1990 гг. – солист и лектор-музыковед Белорусской филармонии. После событий августа 1991 г. переехал в Швецию, поселился в Стокгольме и получил шведское гражданство. С 2011 г. ежегодно проводит в Риге международный музыкальный конкурс инструменталистов и вокалистов «Восходящие звезды». Жена Татьяна – домохозяйка. Сын Борис – известный скрипач. 14-летний внук играет на кларнете, 13-летняя внучка – на флейте.
Михаил Казиник: «Лишь для незначительного процента людей музыка – это больший или меньший шум»
фото из архива героя публикации
поделиться
