В базилике Сен-Дени нашли упоко-ение короли и королевы из династий Меровингов, Каролингов, Капетингов, Валуа, Бурбонов. После работы в Париже, Нью-Йорке, Шанхае, Загребе, Братиславе, Бургосе, Касабланке, Чикаго, Лиссабоне мэтр прибыл в Калининград, чтобы запечатлеть портрет города — это его первый опыт в России. Размышлениями о специфике своей работы и о восприятии нашего города мэтр поделился с корреспондентом «Страны Калининград».
Приют мертвых королей
– Господин Балло, чем для вас примечательна история базилики Сен-Дени?
– История возникновения этой церкви странная и загадочная. По легенде первый парижский епископ святой Дени был обезглавлен за убеждения, после чего поднял свою голову и пошел с ней в то место, где должно быть построено аббатство в его честь. Было это в середине III века. После такого «феерического» начала нельзя было ждать для базилики простой судьбы обычной церкви. Ее облюбовали короли: сначала для коронаций, а позже и для погребений. В 996 году здесь был захоронен Гуго Капет. С тех пор в базилике хоронили всех французских королей Но «хоронили» – это слабо сказано. В Сен-Дени организовали целый город мертвых королей. У которых есть все, кроме жизни.
– Вам разрешили залезать в самые тайные уголки базилики Сен-Дени – куда никогда не попадет обычный посетитель. Какие изваяния особенно тронули вас как фотографа и как эстета?
– Я фотографировал не статуи, а людей. Они мертвы, но могущественны. Глубоко тронуло меня изваяние жены Франциска Первого Элеоноры, которая умерла в 24 года. Ей нужно было произвести на свет как можно больше наследников престола. Она родила шестерых детей, ее хрупкий организм не выдержал, и она умерла от истощения. Это очень печальная и романтическая история. Поразили меня изваяния Людовика XVI и Марии-Антуанетты – их скульптуры были установлены лишь через 37 лет после их казни. Между прочим, у Марии- Антуанетты очень красивая грудь, она поражает своей чувственностью, в отличие от аскетичной Марии Медичи.
– В эпоху французских королей смерть считалась возможностью перейти в другой мир, встретиться с предками. Близка ли вам лично эта философия?
– Это не удивительно, король был священным существом, люди верили в его воскрешение. Смерть была лишь переходом к новой жизни. Я тоже думаю, что человек не кончается со смертью своего тела. Смерть – не точка в пути, а многоточие. Знаете, я много путешествовал и видел, что в Мексике, например, праздник смерти – это праздник веселья, который дает возможность встретиться со своими предками. Вообще, я считаю, что пантеоны, подобные базилике Сен-Дени, – это места, которые позволяют говорить о смерти, но в то же время делают более осязаемой идею жизни.
– А вы фотографируете на цифровой или пленочный фотоаппарат?
– Пленочный. У меня есть фотоаппараты, которые позволяют достигать потрясающего качества, и это только с пленкой возможно. Когда вы смотрите на изображение, вы не видите зерна пленки, вы видите даже пыль на мраморе, получается образ. Когда вы снимаете цифровым фотоаппаратом, это вылизанный, причесанный кадр.
Дом Советов необходимо сохранить
– А почему вы выбрали для работы в России именно Калининград?
– Мне захотелось исследовать город, который не является витриной. В то же время в Калининграде очень ярко прочитывается полная изломов история ХХ века и остро ощущается пульсация жизни. Меня глубоко впечатлил странный симбиоз остатков готики и советской архитектуры. А она – советская архитектура – занимает совсем особенное место в истории. Я убежден: необходимо сохранить свидетельства этой архитектурной мысли. Меня как фотографа крайне привлекают производства, которые находятся в руинах. И здесь я вижу глубокую связь между Калининградом и Брестом, который также был до основания разрушен во время Второй мировой войны.
Кстати, я планирую свой фотопроект о Калининграде непременно продемонстрировать в Бресте. В каждом новом городе я ищу то, что стоит за внешней картинкой города, то, что в глубине. Это настоящая работа памяти, и у меня нет никакого стремления улавливать легкие поверхностные ассоциации. Я здесь не для того, чтобы утвердиться в каких-то идеях, которые у меня были до приезда в Калининград, а для того, чтобы выстроить какой-то диалог с реальностью.
– Какие объекты вы запечатлели в Калининграде?
– Разумеется, Дом Советов. Я думаю, его необходимо сохранить. Сейчас он стоит словно бы в чистом поле. Но я могу легко представить, как вокруг него появляются такие же высокие здания, которые образовали бы некий бизнес-квартал. Запечатлел центральную площадь, на которой странным образом сосуществуют торговый центр, православный храм и колонна с оредном. Странный симбиоз бизнеса, политики и религии. Делал снимки на кладбищах. Это те места, где мы устанавливаем отношения с нашими мертвыми. Глубоко впечатлили меня памятники морякам, погибшим во время катастроф.
– Можно ли сказать про вас, что, работая над портретом города, вы руководствуетесь персональными критериями?
– О, здесь все не так просто. Иногда я ощущаю себя как доктор Джекил и мистер Хайд. Есть работа, которую мне заказывают, например, архитектурные бюро. Причем просят делать нечто конкретное, обозначенное рамками их видения. И в этом случае я не более чем исполнитель. А бывает, что процесс отдают мне на откуп. Тогда начинается творчество, и проявляется мое художественное «Я». Но, что касается критериев, то они, конечно, есть. Скажем, для начала я отправляюсь посмотреть самые известные достопримечательности города, места, связанные с религией, сосредоточием власти, культурные пространства (церкви, мэрии, стадионы), места, связанные с экономикой города. Бываю как в обитаемых жилых местах, так и в заброшенных. Ведь чтобы получать от городов ответы, надо задавать им вдумчивые вопросы.
Привязанность к янтарю
– Символом нашего города считается янтарь, а культовые имена – Гофман и Кант. Быть может, у вас появились свои ассоциации?
– (Смеется.) Я не буду оригинален: когда говорю с друзьями в Париже о Калининграде, все вспоминают Иммануила Канта. И я, конечно, сфотографировал могилу философа мирового уровня. А вот что касается янтаря…
– Неужели он вас не вдохновил?
– Янтарь – это не уголь, не железо, максимум, на что он годен – это изготовление украшений. Поэтому привязанность к нему мне кажется несколько анекдотичной. Допустим, добыча алмазов в Южной Африке представляется мне стратегически куда более важной. Мне сложно представить себе государственный переворот из-за этого желтого камня. Поэтому янтарь я не стал фотографировать.
Справка «СК»
Жан-Кристоф Балло – французский фотограф, режиссер документальных фильмов и архитектор. Его работы представлены в крупнейших коллекциях не только Франции, но и за рубежом, а именно: в Метрополитен-Музее, Лувре, Национальном фонде современного искусства Франции, Центре Помпиду, Европейском доме фотографии, Музее Родена, Национальной библиотеке Франции, Музее фотографии в Салониках. В своей работе он отталкивается от существующего пространства: пейзажа и архитектуры каждого города, ограничений и возможностей, важных культурных и духовных центров, исторических и археологических памятников. Фотограф ищет застывшее время и создает созерцательные фотографии. Господин Балло делает снимки на старинном фотоаппарате. Чтобы запечатлеть один кадр, у него уходит около сорока минут.
Жан-Кристоф Балло убежден, что нужно оставлять для потомков свидетельства архитектурной мысли
поделиться
